Кошка Фима. Начало

В январе меня покинула Лизочка: 17 лет погостила и ушла. А я осталась. Месяц пожив без кошки, я поняла, что оно, конечно, много удобнее, но чего-то сильно не хватает – и в феврале просватала шерстяную девицу. По бумагам имя было длиннее, чем вся котейка вместе с хвостом: Betti Brad Star Greys of Sue Grand – впрочем, я точно знала, что звать её буду Фимой. Почему – не спрашивайте, не знаю… имя пришло само, как и предыдущее «Лизавета» вместо «Анабелла Ктенанте Что-то Там». Девице был месяц с небольшим, поэтому я готовилась к её переезду, а она, в ожидании переезда и новых прислужников, практиковалась на сестрицах.

Портреты родителей младенца:

Потихоньку установился распорядок: ночью она тихо спит в дупле в коридоре, утром, как и Лиза, слушает дыхание: я ещё глаза не успеваю открыть, а за дверью уже слышится настойчивый писк. Вспоминается малютка сын, радостно кричавший ранним воскресным утром: «Мамочка, я проснулся!!» – студентка-мать могла только бессильно проворчать в подушку: «А я ещё нет…»

Первым делом после пробуждения полагается насыпать порцию корма в мисочку, выдать её котейке и поприсутствовать рядом – а она время от времени проверяет, не смылась ли хозяйка. Стоит эгоистично закрыться в ванной – в щёлочку под дверь выдаётся концерт «спасите-помогите-бросили-потеряли». Всё остальное время, перемежая труд веселием, Фима развлекается, следит за моей деятельностью и спит в разных уютных местах. Спит, впрочем, как капризный малыш: на каждый неудачно-громкий звук открывает рыже-карий глаз и с энтузиазмом бежит проверять, как оно там. С едой дело сперва было совсем плохо: рекомендованный корм поедался в мизерных количествах, обратный процесс тоже не задался, девица была игривой и шустрой, но очень уж субтильной… после двух недель такого веселья я запаниковала и рванула к ветеринару. Диагноз был прост: непереносимость корма. Корм поменяли, процесс пошёл.

На кухонные столы залезать запрещено категорически, запрыгнуть на них с пола – пока мощи не хватает, так что Фима разбегается и прыгает, куда достанет, на меня: повиснув там на манер мартышки, быстро-быстро – пока не согнали – обшаривает глазёнками такие недоступные и такие привлекательные поверхности.

Я хорошо помню, что если безобразие нельзя прекратить, то его надо возглавить – комната моя превратилась в филиал детской площадки. Первым делом поубавилось эстетизма: вслед за цветами пришлось убрать цветные стеклянные шары и прочие стекляшки с подоконника, подобрать и отодвинуть в сторону шторы (а то по ним или по батарейной трубе очень удобно карабкаться на подоконник), изысканная стеклянная корзинка уже не красуется в центре ниши, а уложена на бок и старательно расклинена в углу полки, повсюду появились меховые мышки, мячики и хитровырезанные коробки, да и я стала большим спецом в забрасывании удочки-дразнилки – с полутора метров попаду в вырез коробки или на выбранную полку игрового домика.

Я хотела флегматичную ласковую кошку. С флегматичностью пока дело не задалось, а вот с ласковостью всё в порядке: Фима спит на мне, пока я читаю в кресле, подставляет подбородок и шею, чтобы их погладили, валяется пузом кверху на мягком пледе, ёрзая по нему поясницей и взбрыкивая задней ногой – и этой же ногой мягко отодвигает руку, если считает, что сеанс почёсывания животика затянулся.

Ребёнок есть ребёнок, даже если у него четыре ноги и бархатистая шёрстка: на любой подозрительный звук нелишним будет сходить проверить, чем там она занимается, а подозрительную тишину проверить следует вдвойне. Но если спустить руку с кресла – в неё уткнётся посапывающий носик: этого мне так не хватало!